Литературно-критические очерки. Н. Глебов, А. Шмаков - Людмила Сергеевна Шепелева

Сам Радищев в романе постоянно сопоставляется с Пугачевым. В Москве он был посажен в «управскую палату», т. е. в тюрьму для самых опасных государственных преступников. За пятнадцать лет до этого в ней сидел Пугачев, ожидавший казни. Автор, приводя этот факт, замечает:

«Так странно и неожиданно скрестились пути двух бунтарей, смертельно перепугавших царский двор и смело поднявшихся против произвола и насилия над народом» (1, 32).

В Петропавловской крепости на допросе Радищев слышит хриплый голос палача Шешковского: «Бунтовщик, хуже Пугачева». Наконец, на пути Радищева трижды встречается беглый арестант, родом из-под Челябы, сподвижник Пугачева. Увидев его впервые, Радищев был поражен той большой душевной силой, которая светилась в ястребиных глазах каторжника. Глядя на уверенную поступь, непокорную осанку арестанта, Радищев думает о нем: «Волю такого не закуешь в кандалы и не сломишь каторгой». Вторая встреча с ним, уже сбежавшим из острога, происходит в горах Илимска. Каторжанин говорит Радищеву о своей вере в освобождение народа: «Не век мужику спину гнуть и склонять голову».

В Илимском остроге Радищев сближается с крестьянами Никитой и Евлампием, интересуется их бытом, помогает советами, часто беседует с ними о жизни. Мужики жалуются на обман со стороны купцов, исправников, тяжелые налоги, голодное существование:

«Своего-то хлеба, дай бог, чтобы до пасхи хватило, а к Петрову посту животы у всех подведет» (3,366).

«Из мучительства рождается вольность». — таков ответ Радищева.

Идею вольности отстаивает Радищев всю свою жизнь. Вот разговор его с губернатором Алябьевым. Алябьев рассказывает о страшной истории: полковница Наумова, местная Салтычиха, насмерть забила дворовую женщину за то, что та не сумела сделать пряжу по образцу. Потрясенный Радищев смело спрашивает губернатора, что сделал он для наказания преступницы, вспоминает слова из своей книги о крепостничестве как величайшем зле, источнике насилия. Отнять власть у крепостников, передать ее народу — вот единственный выход из создавшегося положения. Он высказывает свою заветную идею народного мщения:

«Русский народ очень терпелив и терпит до самой крайности, но когда наступает конец терпению, ничто не может удержать гнев народный» (1, 105).

«Вольность обретается в борьбе», — эти свои слова вскоре с удовлетворением услышит Радищев и от унтер-офицера Смирнова, человека трагической судьбы, и от многих других сподвижников по борьбе. Диалог Радищева с отцом, неоднократно пытавшимся «образумить» опального сына, звучит очень знаменательно. В отточенной формуле передается родство автора «Путешествия из Петербурга в Москву» с героем его книги — крепостным крестьянством.

«— Не пойму одно: откуда в твоих жилах бунтарская кровь появилась?

— От народа российского, — ответил Радищев» (1, 38).

Шмаков композицией романа подчеркивает свою концепцию: Радищев за годы ссылки не сдался, не отступил от своих убеждений, остался последовательным в своем отношении к народу.

Вспомним начало романа.

Александр Николаевич в сопровождении конвоя едет в ссылку — далекий Илимский острог. Временная остановка в Тобольске. Из-за любопытства к опальному писателю, «избранное» общество приглашает Радищева на обед, состоявшийся у директора главного народного училища, советника гражданской палаты Дохтурова. В передней Радищев увидел прелестную девочку-калмычку и захотел узнать, откуда она. Услышав, что перед ним купленная рабыня, он вспыхнул от гнева: «Нет ничего позорнее работорговли». Появляется хозяйка дома с «ангельски-приветливым» лицом, на ходу небрежно бросает: «Какие пустяки! Девочка куплена за 15 денежек…» Если гость пожелает, можно ему уступить… И снова звучит страстная отповедь: «Живой товар не покупаю!» — Обласкав девочку, Радищев, раздосадованный и уязвленный до глубины души, покидает «гостеприимный» дом. Эта сцена написана в начале романа. Завершается книга описанием сражения Радищева с членами законодательной комиссии (3, 238). Действие происходит в Петербурге, в сентябре 1802 года, т. е. двенадцать лет спустя после издания бессмертной книги «Путешествие из Петербурга в Москву». Позади остались годы ссылки в Илимске и подмосковном имении Немцове. Радищев обрел долгожданную свободу и получил назначение в Комиссию по составлению законов. За это время сменилось два царя. Новый царь, Александр I, как и предшественники, начинал с обещания реформы. И вот Комиссия под председательством графа Завадовского уже в который раз заслушивает «особые мнения» Радищева, в корне не согласного с деятельностью царских «законников». Идет речь «о ценах за людей убиенных», т. е. о неумышленно убитых крепостных крестьянах. Граф считает, что «соображаясь с дороговизной продаваемых существ», вполне возможно назначить за убитых людей мужского пола пятьсот рублей, а за женщин — вполовину меньше. Члены Комиссии, удобно расположившись в креслах, по привычке прикидывают, большая это или маленькая цена. Но вот встает Радищев и взрывает уютную тишину зала:

«— Цена крови человеческой не может быть определена деньгами! Какая цена той, которая вскормила господина своими сосцами и стала ему второй матерью?»

В голосе Радищева звучит уверенность и непреклонность, чиновники задыхаются от бешенства:

«Граф Завадовский, ждавший еще какой-нибудь крайности от Радищева, теперь не выдержал.

— Видать, седина тебя ничему не научила…

Председатель злорадно захохотал.

— Охота пустословить по-прежнему…

Он подыскивал слова, разившие, как стрела, прямо в сердце. Он хотел сейчас видеть сраженной свою жертву или довести ее до возмутительного скандала.

— Или мало тебе было Сибири?

В голосе графа послышался грозный намек. Радищев, все еще стоявший со вскинутой рукой, словно призывавший членов комиссии внять его словам, вяло опустил ее, как подстреленная птица крыло, и сел.

Завадовский торжествовал. Он достиг своего. Радуясь победе над Радищевым, председатель объявил перерыв» (3, 242).

Но радость графа оказалась преждевременной. Радищев не дал торжествовать над ним победу. Окончательно поняв, что деятельность Комиссии бесплодна, он кончает с собой — тем самым бросает последний вызов царю. Грозным пророчеством звучат его последние слова: «Потомство за меня отомстит!»

Приведенные нами сцены, составляющие своеобразное обрамление романа «Петербургский изгнанник», подчеркивают главное в облике Радищева: демократизм и верность своим революционным взглядам.

Повторение одинаковых сюжетных положений позволяет увидеть людей в разные промежутки времени. Вторая книга кончается снова описанием званого обеда в Тобольске. Прошло шесть лет после столкновения Радищева с Дохтуровыми, торговцами живым товаром. Изменилось отношение «именитых граждан к писателю: тогда он был ссыльным, а теперь — «высочайше-помилованный». Новый тобольский вице-губернатор устроил у себя прием в честь Радищева.

Сильно сдал Радищев за последние годы: «осунувшееся лицо с впалыми, большими и грустными глазами, в сорок восемь лет голова его была совсем седа». Он пережил тяжелую утрату — смерть жены. Но ничто не могло сломить прежних убеждений, погасить святой огонь веры в народ. На приеме у вице-губернатора Радищев опять встречается с директором главного народного училища